Мама и детский сад. Никитина Л.А.

Книга  написана  в форме размышления автора о роли  матери  в семейном  воспитании, сотрудничестве  семьи  и  детского сада,  о  путях  совершенствования  работы  дошкольных учреждений. В книге широко использованы дневниковые записи Л.  А. Никитиной.

Книга адресована воспитателям детских садов и родителям. Она будет интересна широкому кругу читателей.

В основу этой книги легла моя брошюра, которая вышла в издательстве «Знание» шесть лет назад, в 1983 году. Она называлась «Я учусь быть мамой» и была пронизана одной идеей: без матери, без семьи ребенку не вырасти пол­ноценным человеком. Как раньше, так и сейчас я скептически отношусь к обще­ственному дошкольному воспитанию. На вопрос, почему я не отдавала детей в детский сад, обычно отвечала что-нибудь вроде:

«Я же им мать, а не мачеха!»

Не представляю себе и теперь, как можно отдать ребенка на целый день в чу­жие руки, в чужие стены: ведь это значит неизбежно отдалить его от себя, сде­лать непонятным и непонимающим — чужим.

Эта мысль осталась главной в этой книге. Однако с тех пор столько событий произошло в нашем обществе, от стольких иллюзий пришлось избавиться, что невольно начинаешь более трезво относиться ко многим реалиям жизни. Став бабушкой и поближе присмотревшись к трудностям современной молодой (даже благополучной!) семьи, я постепенно пришла к выводу, который еще лет десять назад ужаснул бы меня: без детского сада современным родителям, и особенно современной матери, не обойтись. Но только без другого дет­ского сада!

Почему «не обойтись», какого «другого» и как, не переставая быть скепти­ком, я становлюсь сторонницей детского сада, я расскажу в заключительной части книги.

Зачем нужна мама?

Читаю любую книгу или брошюру для начинающих матерей и не перестаю удивляться: как много внимания уделяется в них обслуживающему труду матери! Все расписано по минутам, причем рекомендации большей частью категоричны: обязательно кипятить, обязательно обмыть, протереть, провет­рить, тем-то и тогда-то кормить, купать и т. д. и т. п. На это уходит все время не только матери, но и всех окружающих ребенка взрослых. Некогда подумать, понаблюдать; общение с малышом примитивно и однообразно, как, впрочем, и рекомендации на этот счет. Но хуже всего то, что дети растут, а материнский труд нередко все так же сводится к обслуживанию своих детей, к безотказному обеспечению их всеми благами жизни — вплоть до служебной карьеры и удач­ной женитьбы. И родительская радость заключается в удовольствии видеть свое дитя ухоженным, накормленным, одетым и «продвинутым» лучше «раз­ных прочих». Какая же уйма времени и сил уходит на это! И какой же незавид­ный получается результат…

Получила я как-то раз письмо:

«Возможно, вы даже несколько причастны к тому, что у меня четвертый малыш… Когда я носила второго, каждый прохо­жий считал своим долгом предостеречь и объяснить, что это огромная глупость. И вот — четвертый. Дело в том, что еще в школьные годы я увидела телефильм о вашей семье… Очень завидовала вашим детям. Решила тогда: когда у меня будут дети, пусть их будет много. Тогда у каждого из них будет товарищ для любой игры, любого дела. И скучно нам не будет…

Но оказалось все не так. Оказалось, что главное — заставить поесть, на­учиться готовить, наводить и поддерживать порядок, укладывать спать (от од­ного до четырех часов тратится на это по вечерам!) …Когда вдруг появляется свободное время, то непонятно, что с ним делать… Я не понимаю детей, не могу войти с ними в душевный контакт, не знаю, о чем и как можно с ними разгова­ривать…»

Вот горе-то: «Я не понимаю детей»! И все потому, что главным стало: заставить поесть, навести порядок, уложить спать…

Допустим, матерям будут предоставлены сказочные льготы: например, работать полдня при полной зарплате, а в детских садах будут увеличены штаты, материальное благосостояние возрастет — все это осуществимо, кажется, к этому идем. Но вот вопрос: как будут использованы эти высвободившиеся средства и время? Будут ли они отданы детям? Если да, то как, на что они будут употреблены? Не выльется ли это прибавление времени и средств в более старательное обслуживание и только? Это страшно, потому что и детям, и самим матерям в жизни нужно совсем-совсем другое. О матерях я еще расскажу, а откуда мне знать, чего ждут от нас дети? Да от них же самих.

Прочтите «молитву», которую сочинила наша тринадцатилетняя дочь, когда я заболела. Привожу ее не всю — она шутливо-пародийна и касается лично моих качеств. Вот отрывок, поразивший меня серьезностью и глубиной заключенных в нем мыслей:

«Господи! Господи! Господи! Верни здоровье матери матерей и отцов будущего… Будь милосерден! Верни здоровье матери, знающей все языки мира, ибо она знает язык детства!»

Дочка мне польстила: язык детства я еще только старалась постичь, но о как бы подсказала мне, что это-то и есть самое главное в матери. А через три года именно ее я попросила ответить на вопрос, который и меня саму мучил «Зачем детям нужна мама?» Вы думаете, что на него легко ответить? Попробуйте. Я отвечаю на него всю жизнь.

Мне  захотелось  взглянуть  на  проблему  и  с  «детской»  стороны.

Я получила от дочери несколько исписанных листков, в которых неожиданно обнаружила много интересного и поучительного для нас, взрослых. Воспроизвожу заметки полностью, не изменяя их конспективный стиль. По ходу выскажу и свои мысли: от этого просто невозможно удержаться!

Итак: «Зачем детям нужна мама? Действительно, зачем? И смотря как мама! (Здесь и далее следуют подчеркивания автора заметок.) Каждый человек (независимо от возраста) должен знать, что есть существо, любящее его и принимающее его таким, какой он есть. Вот это принятие таким, какой он есть,— самое главное в матери».

Главное-то (дважды сказано и подчеркнуто!), оказывается, не всякая любовь, а любовь-понимание, проникновение в суть, доверие, т. е. принят! своеобразия и неповторимости растущего человека — без подчинения е намерениям взрослого.

«Мать, говорящая: «Я не хочу с тобой говорить», отталкивающая свое дитя, убивает в нем сына или дочь, в себе матьСамая главная обязанность матери — понимать. Мать, не понимающая своего ребенка,— это трагедия. Должно быть (видимо) в раннем детств мать для ребенка — спасение, защитник, мать утешение. В более старшем: мать — советчик, наставник, мать утешение. В зрелости: мать-друг, мать утешение. Должен быть человек, у которого на груди можно плакать и в пять лет, и в пятьдесят».

Заметьте: мать — не судья, определяющий, что хорошо, что плохо, и пример для подражания, т. е. не какой-то жизненный эталон—оказываете не этого ждут от нас дети! Признаюсь, меня это поначалу очень смутило: всегда была убеждена, что нравственное влияние матери на ребенка зависит главным образом от ее собственного морального облика и ее оценок, ориентирующих ребенка в окружающем мире. А здесь об этом даже не упомянут Не требует ребенок от матери ни особого совершенства, ни какого бы то ни было превосходства над окружающими. Зато жаждет утешения, сочувствия сострадания, соразмышления — содействия. Быть ВМЕСТЕ — вот чего он хочет. И я вспомнила, как в спектакле Ленинградского ТЮЗа «Дети, дети, дети.. пронзительной нотой прозвучал маленький рассказ-воспоминание одной акт­рисы. Ее мать была воспитателем детского сада и как-то взяла дочку с собой на работу, но, чтобы не смущать детей, попросила называть ее в группе по име­ни и отчеству — как все дети. Весь день девочка была, «как все». Но когда они с мамой, возвращаясь домой, остались одни, девочка бросилась матери на шею: «Мамочка, как я по тебе соскучилась!» Они были целый день рядом, но НЕ ВМЕСТЕ! Согласитесь, что это не так уж редко бывает и в собственном доме.

Мать — утешение… Но для этого мать должна быть сильной. Или это необя­зательно? В конце концов, «выплакаться» можно и у подруги на плече, и просто сочувствующему попутчику в вагоне…

«В любом возрасте между ребенком и матерью остается невидимая граница: превосходство матери над своим ребенком. Это не должны чувствовать ни тот ни другой. Это, быть может, и опыт, и умение понять и принять, и это способность к утешению…»

А-а-а… Значит, превосходство все-таки нужно, но такое, которое не разъ­единяет, не отчуждает, не унижает — превосходство «опыта… умения… спо­собностей», а не просто старшинства с его нравоучениями и морализирова­нием. Значит, надо быть подлинно ведущим всю жизнь. Хоть и трудно, но надо — так я думала всегда, но..

«Наверное, отношение к матери строится так (на протяжении всей жизни человека): восхищение — сомнение — недоверие — неприятие — осужде­ние— снисхождение — понимание — прощение — раскаяние — преклоне­ние. Эта цепочка составлена наспех: ее нужно разработать. Не знаю, должно ли это так быть. Для всех ли это одинаково, или, может быть, раз­ное— для сыновей и дочерей? Быть может, мать должна быть разной для мальчиков и девочек? Для мальчиков она должна быть и женщиной, т. е. слабой, а для девочек — иной, более сильной?»

К сожалению, мне никогда не приходило в голову, что отношение ребенка к матери может так меняться на протяжении жизни. Я и сама испытала нечто подобное, однако забылось, забылось… А надо помнить — тогда негативизм подростков, отчужденность взрослых детей воспримутся не как крушение, трагедия, а как болезнь роста и только,..

«Почему общественное воспитание не может заменить мать по крайней мере сейчас? Человек может любить кого-то конкретно, т. е. ограничен­но — не тысячу людей и даже не сто, одинаковой материнской или сынов­ней любовью. Человек должен себя уметь «отпустить» и знать, где это можно сделать. В общественном воспитании ДОМА нет. Все время на людях. «Поплакаться» некому. Это давит на психику. Человек прячет свои переживания, приучается не обращать на них внимание, давит себя: «Коллектив — главное! Думай о коллективе!» Это крайность — и поэтому плохо. Человек должен знать, что он для кого-то НЕЗАМЕНИМ. А какая незаменяемость в общественном воспитании?!»

Снова и снова появляется эта мысль о незаменимости и незаменяемости в отношениях между близкими людьми. Может быть, в этой жажде незамени­мости лежит сознание неповторимости своей личности, чувства человеческого достоинства, невозможности, немыслимости предательства друзей, измены самому себе — этим изначальным нравственным основам человека.

Как же, оказывается, нашим детям не хватает личных, глубоко индивидуаль­ных контактов с близкими людьми, не хватает избирательной, заинтересован­ной любви, тонкости и богатства эмоционального общения! Именно в общении маленький человек получает первые уроки нравственности.

Матери категорически нельзя

Думаю, каждый, кто прочтет эти непритязательные заметки, скажет: мама, конечно, очень любит малыша, наблюдательна и самокритична, умеет ему не подчиняться и дает сынишке свободу для проявления себя. Часто встречается слово «вместе» (стираем, убираем, работаем на огороде, разговариваем перед сном). А ведь это ключ к решению чуть ли не всех родительских проблем. Как видим, молодая мать начинает не на пустом месте. Конечно, еще почти нет опыта, маловато выдержки, терпения, да и просто душевного спокойствия, но с таким началом все это быстро бы приобрелось, если бы у нее на это оставались силы и время. Увы…

Обращаем внимания на цифры, указывающие страницы дневника и возраст ребенка. Проанализировав их, обнаружим, что мать стремится записывать как можно больше: поначалу 15—20—25 страниц в месяц, потом все меньше и меньше, но даже когда родилась дочка (а сыну было только полтора года), она пытается не сбиваться с ритма: 10—11 страниц в месяц, потом 10 страниц за 2 месяца и, наконец, 34 странички за 2 с половиной года!

Вдумайтесь в эти цифры, обратите внимание на такие места в дневнике: сначала проскальзывает «не успеваю», потом «не досыпаю» и т. д. Вот и благое намерение: «надо привести свои эмоции в порядок». А потом несколько стра­ниц (я их не привожу) под заглавием «Мамины тревоги» и всего одна фраза: «Очень устаю, раздражаюсь, как все успеть».

Конечно, необязательно вести дневники. Главное — та душевная и духовная работа, которую эти странички отражают: от нее матери нельзя уходить. Днев­ник просто позволяет проследить процесс, если так можно выразиться, убыва­ния творческих возможностей матери в общении с ребенком: на это не остается ни сил, ни времени. Захлестывают бытовые дела, отложить их трудно — тогда они накопляются. Второй, а особенно третий ребенок в бы­товом плане многократно усложняет жизнь матери, свободного — своего — времени у нее остается все меньше и меньше, практически оно сходит на нет.

Какие там любимые дела, книги, а тем более театры и выставки, гости и встречи! Вот вторая причина усталости. Если первая—от чрезмерной перегруженности бытовой работой, то вторая (она посерьезнее!) — от невозможности делать то, что хочется, в том числе и в общении с ребенком, т. е. от неудовлетворенной потребности в духовном развитии. И чем больше развита в этом отношении женщина, тем губительнее для нее отсутствие свободного времени. Если быто­вую перегрузку, недосыпание еще как-то можно компенсировать (хоть изредка заботливый муж даст возможность просто отоспаться и отдохнуть), то несво­бода в удовлетворении духовной жажды чревата накоплением усталости, кото­рую снять эпизодическими «глотками» не удается.

Есть еще и третья причина усталости — невнимание и неблагодарность мужа. Понять состояние и душевное напряжение матери отец может лишь тогда, когда останется вдовцом с несколькими маленькими детьми, когда свалит­ся на него ежедневная забота не только о еде, одежде, чистоте, болезнях, но также и о детских обидах и ссорах, занятиях и увлечениях, друзьях и не­другах.

Есть у Л. Толстого в «Анне Карениной» удивительные строчки, которые вы­звали во мне чувство особой благодарности к автору. Речь в них идет о первых месяцах жизни Левина и Кити в деревне после свадьбы. Левин удивлен, что его молоденькая жена «ничего не делает и совершенно удовлетворена». Он «в душе осуждал это и не понимал еще, что она готовилась к тому периоду деятельности, который должен был наступить для нее, когда она будет в одно и то же время женой мужа, хозяйкой дома, будет носить, кормить и воспиты­вать детей. Он не понимал, что она чутьем знала это и, готовясь к этому страш­ному труду, не упрекала себя в минуты беззаботности и счастья любви, которыми она пользовалась теперь, весело свивая свое будущее гнездо» (часть 5, глава XV, полужирный мой.— Л. Н.). «Не понимал…» — да и поймет ли меру этого страшного (в смысле огромного) труда матери? И это в богатых дворян­ских семьях, где была прислуга. Нам ли с ними равняться? Хотя вспомним: и в небогатых, но интеллигентных семьях считалось само собой разумеющимся иметь в доме кухарку, няню при детях. Из-за того, что чурались грязной работы? Нет, конечно,— чтобы высвободить время матери. По-видимому, культурные люди давно поняли, что изнуренная, задерганная мать мало что сможет дать детям. Ей нужны помощники, взявшие на себя большую часть хозяйствен­ных дел, чтобы она могла сосредоточиться на тех материнских обязанностях, где ее заменить не может никто.

Вернемся, однако, к нашему времени. Напомню, что условия жизни и перво­начальная подготовка молодой мамы, автора приведенных выше страниц, более чем благополучны. И тем не менее УСТАЛОСТЬ стала подтачивать ее силы очень рано. Она породила раздраженность, сильное внутреннее напряжение и как следствие — срывы в отношениях с детьми, неадекватность ее реакции на их поведение, относительную поверхностность наблюдений, особенно заметную в сравнении с первыми записями — и понятно: когда же тонко вникать, когда вместе всерьез заняться не только стиркой и уборкой? И вот результат: в четыре с половиной года сыну «не хватает серьезных занятии и, наверное, общения со взрослыми». Он уже «рвется на улицу», ему нравится «быть не дома».

И это все — в благополучной семье! Чего же тогда ждать от неблаго­получных?

Наконец я подошла к той фразе, которую оставила незаконченной в первой главе:  «Матери категорически нельзя… у с т а в а т ь».

По-настоящему я это осознала, когда… ушла на пенсию. Казалось бы, одна гора свалилась с плеч, высвободилось столько времени, и я мечтала, что  теперь-то я наконец и начитаюсь, и навышиваюсь, и в хор запишусь, и… Ан нет, я уставала больше, чем когда еще и работала. В чем дело? Да просто я тогда не была «белкой в колесе», которой не вырваться из четырех стен. Перемена деятельности и обстановки — вот что меня спасало. Домашнюю работу, да еще при такой большой семье, как у нас (7—8 взрослых да 2—4 внука), вовек не переделать, она всегда в спину стучит. Но когда я работала, я с легким сердцем откладывала то, что может подождать или вообще не так уж важно. А тут весь день дома, ничего не отложить: ведь ты дома, а остальные работают. И остались мои мечты мечтами.

Тогда я не просто поняла, а почувствовала, каково приходится молодой ма­тери-домохозяйке, изо дня в день прикованной к ребенку в качестве корми­лицы и обслуги. И если учесть, что духовные потребности современной женщи­ны благодаря уродливому воспитанию «по мужскому образцу» чаще всего лежат вне материнства, то можно простить молодую мать за то, что она воспри­нимает жизнь с малышом как бесконечную, однообразную, примитивную? и отупляющую работу. Она же просто не готова к кропотливому и напряжен­ному душевному творчеству, в котором только и реализуется человеческая любовь.

Сейчас я вижу два главных препятствия на пути наших женщин к достойному и счастливому материнству: психологическую неподготовленность их к этой сложнейшей миссии и непомерные перегрузки в профессиональном и домашнем труде. НЕУМЕНИЕ и УСТАЛОСТЬ — две беды матерей и две вины общества перед ними, ибо первое и второе, как теперь выясняется, есть след­ствие неумелой, недальновидной политики государства по отношению к семье, материнству и отцовству.

Общественное дошкольное воспитание с самого начала было призвано помочь матерям высвободить время и силы женщины, обеспечить детям полно­ценное развитие. А что вышло?

Благое это намерение постепенно породило отчуждение родителей от де­тей, безответственность отцов и матерей, массовое сиротство при живых роди­телях. Конечно, причин этих разрушительных процессов, видимо, немало, однако ясли и детский сад внесли в них свою существенную лепту. Как? Да очень просто: по 12 часов в день ребенок находится вне дома. В распоряжении пап и мам лишь суетливое утро да усталый вечер — какое уж тут взаимопроникно­вение и интерес друг к другу, какой тут душевный контакт?!

Видимо, именно это прежде всего и отпугнуло меня когда-то от детского сада: я не представляла себе, как же я не буду знать, где и как провели целый день мои дети. К тому же это учреждение (по некоторым рассказам и наблю­дениям) всегда представлялось мне некоей резервацией для больших и ма­леньких бесправных людей, жизнью которых распоряжаются Режим, Програм­ма, множество Инструкций и энное количество Проверяющих лиц, которые следят за точностью исполнения параграфов и пунктов.

Сколько есть и спать, когда и чем заниматься, сколько гулять, двигаться, что петь, танцевать, как играть, какие стихи учить — все расписано по минутам и нормам: на день, неделю, год вперед. И никакой «самодеятельности» — только то, что «положено»!

Разговаривала с воспитателями, родителями и убедились: все так и есть, даже еще хуже. И поняла окончательно, что такой детский сад мне не под­спорье.

Мы в своей семье с трудом, но обошлись. Не ходят в детский сад и наши внуки. Но как быть тем, кто обойтись не может? А таких родителей сейчас боль­шинство. Недаром на встречах с родителями нас еще чаще одолевали вопро­сами: «Что надо менять в детском саду? Каким вы представляете детский сад в будущем?»

Борис Павлович, озабоченный главным образом здоровьем, физическим и интеллектуальным развитием детей, составил целый перечень мер, которые без особых дополнительных затрат могут существенно улучшить жизнь детей и взрослых в детском саду. И уже улучшают — там, где попробовали приме­нять хотя бы часть из них.

Скачать книгу

Скачать только этот материал

[wpdm_package id=’19398′]

Мама и детский сад. Никитина Л.А.
0 0 голосов
Рейтинг статьи
Подписаться
Уведомление о
guest
0 Комментарий
Наибольшее количество голосов
Новейшие Самый старый
Встроенные отзывы
Посмотреть все комментарии
0
Будем рады вашим мыслям, прокомментируйте.x
Share via
Copy link